С тех пор минуло много всяких времен и жизнь до неузнаваемости изменилась. Доказательство перемен легко можно найти в сервисе "гугле-улицы". Если вы не путешествуете, как это делаю я, на своих ногах с рюкзаком, в седле верного скакуна, на байдарке и на воздушном шаре, то можете испытать то, что испытывает пешеход, плавно летящий над проезжей частью.
Места, где я бывал, существенно изменились. В начале был город и окраина - на окраине города проложили железнодорожные пути. По путям двигался паровоз с дымком, и его было хорошо видно издалека. Но паровоз исчез и спустя двадцать лет - как раз к середине восьмидесятых - окраина превратилась в богами забытый пустырь посреди города. Прошло еще двадцать лет и там, где были пустыри, теперь находятся жилые кварталы. Помните тот заброшенный фундамент, который на протяжении полутора десятилетий все обходили стороной? В его отравленных болотистых кавернах селились самые отъявленные негодяи, бетон осыпался под ногами, а прутья арматуры беспорядочно изгибались - в сумерках мерещились тонкие лапы, выползающие из земли. Сегодня вместо этого гиблого места высится дом - и ведь в нем кто-то живет.
Я постепенно подхожу к теме моего повествования. В 1986 году я путешествовал по Карелии и вплавь добрался до о-ва Кижи. С острова я отбыл спустя несколько дней на лодке и еще спустя несколько ночей обессиленный выбрался на совершенно безлюдный берег, где и познакомился с островитянкой - высокой и тощей женщиной-лошадью.
Иллюстрация - на берегу моим глазам предстал поистине инфернальный пейзаж
Вы наверняка удивлены? Погодите усмехаться, я рассказываю чистую правду. Неизвестно, чем бы закончилось мое путешествие (скорее всего, я кормил бы рыб), если бы не радушие местной жительницы. Пока я был без сознания, та оттащила меня от берега в лес, которым был покрыт островок, и разместила в логове. У нее было настоящее обжитое логово - со всеми удобствами, как принято говорить, разве что без телефона. А когда я пришел в себя, то, чтобы не напугать незнакомого человека, женщина явилась перед мной облаченной в паранджу.
То, что она была фурри, стало мне понятным из некоторых вскользь сделанных жестов и оброненных слов, впрочем, столь сладкозвучных, что мне и думать не приходилось о том, что под паранджой может находиться нечто пугающее. Между нами наладился контакт и, когда пришло время зачать дочь, я воспринял природу своей партнерши как должное.
