На Руси существовало много варварских обычаев, на которые с ужасом взирали просвещенные европейцы. Им, конечно, было не понять «отсталых русских» – со своей стерильной высоты. Видите-ли, сытый не поймет проголодавшегося, а духовный скопец – искателя истины. Но также и человек, живущий в четырех стенах, разучившийся мечтать и оберегаемый от тревог, не поймет «бродягу, подходящего к Байкалу». Веками Европа опережала Русь – и прежде всего в том, что касалось внедрения христианской веры, но ведь и само это внедрение проходило в Европе «смягченными методами». Пусть вас не обманывают внешние эффектные детали, связанные с «охотой на ведьм» – эта история хороша только чтобы пугать ей расшалившихся детей.
Под внешними покровами скрывалась чаще всего великая осмотрительность ко всему, что касалось европейских дохристианских традиций. Именно это касается культа лошади, нашедшего колоссальный и непрекращающийся отклик в народной душе. Христианская церковь не осмеливалась ввалиться пьяным ямщиком в святыню народного культа. Напротив, если мы посмотрим на колоссальное количество «святых», связанных с лошадью (покровительствующих ей), то с неизбежностью придем к выводу о том, что имеем дело отнюдь не с трансформацией, а с прямой, хотя и испорченной временем, а также спрятанной в сундук от посторонних глаз калькой.
Итак,, варварство на Руси было обязано варварству православной церкви, пытавшейся наверстать упущенное и выслужиться как можно изощреннее. В этом свете обряд публичных казней, в-частности, казни через забивание лошадиными копытами, не может рассматриваться как нечто само собой разумеющееся. Ныне мы не обладаем документами, которые свидетельствовали бы о том, что речь действительно шла о казни, по-крайней мере, о казни, наследующей свой статус из древнего обычая. Куда резоннее исходить из того, что любой варварский обряд представляет собой результат намеренного искажения ритуала.
